Прокурор - Страница 122


К оглавлению

122

- Больной - что малый, ухода требует... Вот малиновое варенье, вот медок. Наилучшее лекарство от простуды.

- Я же сама могла сходить...

- Мне, скажу по совести, приятно сделать вам хорошее. - Он налил ей крепкого душистого чаю. - Вот вы сразу сказали, что будете есть в столовой, со всеми... Понятие имеете...

- Что тут особенного? - удивилась Флора. - Не принцесса же...

- Все-таки с областного телевидения, - с уважением сказал Крутояров. - И не прохлаждаться, а работать приехали... А бывает, привезут иного нужного человека, тот всякие там обеды-ужины в домик требует, считает делом, само собой разумеющимся. Бог с ним, если сам шишка. А когда сынок его? - Гаврила Ионович махнул рукой. - Отдыхал тут один такой. Пьянки закатывал, девиц, мягко выражаясь, легкого поведения привозил... Сказал я Фадею Борисовичу, а тот: нужно, мол, брат, терпи. Папаша его сидит на фондах. Говорю: пусть хоть на чем угодно сидит. Не уберете - вот вам мое заявление. Не могу терпеть да и перед народом стыдно, перед рабочими... Заремба сам приезжал увещевать этого сопляка. А надо бы этому барчуку снять штаны да всыпать горячих!

- Выпроводили? - заинтересовалась Флора.

- Слава богу, сам досрочно умотал. Натворил в городе дел, в милицию попал. Ну и подальше от греха - в Москву, домой. - Крутояров вздохнул: Эхе-хе... В наше время таких порядков не было, чтобы из-за каких-то там фондов ублажать кого-то: коттедж отдельный, помидорчики свежие да виноград в столицу на самолете. - Он помолчал и неожиданно лукаво улыбнулся: Кстати, и из-за вас имел нагоняй...

- Как это из-за меня? - испуганно спросила журналистка.

- Что помешал, дескать, творчески работать, стеснил.

- Это когда у меня жила Надя Урусова с дочкой? Ну, знаете! возмутилась Баринова, - я скажу Фадею Борисовичу...

- И не Фадей Борисович это, и говорить ничего не надо, - отмахнулся Крутояров. - Я сам за себя умею постоять. До Фадея Борисовича при мне трое директоров фабрики сменилось. Никого не боялся. Другой будет - тоже не сдрейфим. - Он поднялся. - После чайку - обязательно в постель. И укройтесь потеплее. Тогда толк будет.

Флора сердечно поблагодарила Крутоярова и, когда он ушел, забралась в кровать под одеяло. Уснула она не скоро, перед глазами мелькали кадры будущего кинорепортажа.

Разбудил ее стук в двери, сначала робкий, потом более настойчивый. Она крикнула:

- Войдите!

На пороге появился Евгений Иванович Анегин. Через его плечо заглядывал Виктор Берестов.

- Флора Юрьевна, разве так можно?! - приложил Анегин пятерню к груди. - Мы с ног сбились - где вы, что...

- Да ничего страшного, - успокоила его девушка. - Немного перекупалась вчера...

- У нас же медпункт! В конце концов, нашли бы хорошего врача...

- Честное слово, Евгений Иванович, не стоило волноваться, - заверила его Баринова. - А врач и здесь оказался. Прекрасный врач! Я совершенно здорова.

- Честно? - недоверчиво спросил Анегин.

- Абсолютно.

Действительно, после чая с малиной и медом и сна она чувствовала себя бодрой, свежей.

- Ну, слава богу, - вздохнул Анегин и добавил: - И все-таки мы на вас в обиде...

- За что? - полюбопытствовала Баринова.

- Скрыть от нас... - он покачал головой. - Хорошо, ваш коллега позвонил с телевидения. Лядов.

- А, оператор...

- Да. Он передал вам поздравления. Мы к ним присоединяемся. - Анегин вынул из-за спины руку, в которой он держал букет пунцовых роз. - С днем рождения!

- Спасибо, - смущенно откликнулась девушка.

Она попросила мужчин на минуточку выйти, быстро встала, застелила кровать и привела себя в порядок.

Анегин и Берестов вернулись с двумя сумками. Видя, что на столе начали появляться фрукты и закуски, Флора воскликнула:

- Зачем, Евгений Иванович? Это я должна угощать...

- Вот когда я буду в гостях у вас дома - другое дело, - ответил Анегин.

- Так принято, - поддакнул ему Виктор.

К грушам, персикам, винограду, буженине, осетрине и крабам Анегин в довершение присоединил две бутылки - с коньяком и светло-золотистым вином.

- Годится? - с улыбкой спросил Берестов.

- Господи, как в лучшем ресторане! Если бы я знала, надела бы платье, - показала Флора на свой брючный костюм.

- Вы прекрасны в любом наряде! - прочувствованно произнес Евгений Иванович. - Прошу! - торжественно показал он на стол и, когда Баринова села, спросил: - Коньяк или вино?

- Нет, нет. Я вообще не пью. Но если уж... то, пожалуйста, вина... одну рюмочку... А почему вы стоите? - спросила Флора, обращаясь к Берестову.

- Витюне нельзя, он за рулем, - ответил за него Анегин.

- Машина - как невеста, - сказал с улыбкой шофер. - Нужно ухаживать. Отходить от нее надолго опасно - уведут...

И вышел.

Евгений Иванович произнес цветистый тост, в котором сравнил Флору с розой, морем, что плескалось за стеклянной стенкой, с вином, игравшем в бокале, и пожелал ей долгих счастливых лет.

Выпили. Анегин пил коньяк.

Вино было превосходное. Флора сразу же ощутила в себе какую-то легкость, воздушность, настроение было приподнято-праздничным, хотелось обнять весь мир.

- Я так вам благодарна, - призналась вдруг она. - Честное слово! Только есть один вопрос...

- Хоть тысячу! - с рыцарской готовностью откликнулся Евгений Иванович, радуясь тому, как быстро подействовала на Флору та щепотка порошка, которую он незаметно бросил в бокал вина.

- Разве можно быть одновременно цветком, морем и вином?

- Можно, - заверил ее Анегин. - Вы же совмещаете в себе журналистку и... - Он с загадочной улыбкой посмотрел на девушку.

- И что? - спросила она, заинтригованная.

- Замнем для ясности, - так же загадочно ответил Анегин. - Как вино?

122