Прокурор - Страница 50

- С Кириллом, разумеется, - угадав ее мысли, произнесла с улыбкой Самсонова.

- Господи, конечно!

- А я вам завидую, - сказал Вера просто.

- Ну да, так я тебе и поверила...

Вера ничего не ответила. Взяла чайник мейсенского фарфора и налила гостье чаю. И Ингу Казимировну - в который раз! - поразила хрупкость ее белой руки с тонкими веточками голубых прожилок.

- Как у вас все-таки здорово! - воскликнула Гранская. - Воздух...

- Воздух... - повторила грустно Вера. - А знаешь, мне именно его часто не хватает. Сидишь одна. Все время одна, чего-то ждешь...

Инге Казимировне захотелось расшевелить, растормошить эту зачарованную каким-то недобрым колдуном женщину.

- Не сердись, Верочка, но мне кажется, ты сама придумала себе хандру. И лелеешь ее, как любимое дитя...

- Хочешь сказать - бешусь с жиру?

- Если бы бесилась...

Самсонова поправила косу, вздохнула.

- Может быть, ты права, - сказала она. - А что делать?

- Смотри глупые фильмы - комедии, боевики, читай детективы. И чем примитивнее, тем лучше, - полушутливо посоветовала Гранская. - Я ведь знаю, на тебя сильно действуют книги.

- Ты имеешь в виду это? - показала Вера на книгу стихов Марины Цветаевой.

- И это... Понимаешь, тебя буквально завораживает чужая ностальгия...

- Ингуша, у Цветаевой не только ностальгия.

- Но бабская истерика - это точно, - намеренно сгустила краски Гранская.

- Бабская истерика! - возмутилась Вера. И вдруг с горячностью и страстью, так не присущей ей, продекламировала:

- Все рядком лежат,

Не развесть межой.

Поглядеть - солдат!

Где свой, где чужой?

Белым был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был - белым стал:

Смерть побелила.

Вера некоторое время горящими глазами смотрела на подругу.

- Какой поэт-мужчина так сказал о трагедии гражданской войны? В прозе, пожалуй, только Шолохову удалось...

Инга Казимировна улыбалась, довольная, что хоть этим вывела Веру из какого-то столбняка. А та все допытывалась:

- Нет, приведи мне пару строк из того же Маяковского, равных цветаевским!

У них был давний спор о Маяковском. Инга Казимировна ставила его выше всех других поэтов за энергичность стиха и новаторство, как раз за то, что Вера в нем не любила.

- Я говорила о любовной лирике, - попыталась уйти от ответа Гранская.

- Пожалуйста, вот. - И Вера снова начала читать:

- Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,

Со всей каторгой гуляла - нипочем!

Алых губ своих отказом не тружу,

Прокаженный подойди - не откажу!

У Веры на щеках выступил легкий румянец, она перевела дух и недовольно заключила:

- А ты говоришь, бабская истерика...

- Ну что ж, признаюсь: Цветаеву я знаю плохо, - ответила Гранская.

- Захвати с собой. Почитай. - Самсонова пододвинула к Инге Казимировне книгу. - И вообще, не о том мы... Тысячу лет не болтали. Что у тебя нового? Почему не в Абхазии?

Инга Казимировна рассказала, что отпуск расстроился и как огорчился Кирилл. Шебеко даже намеревался пойти к Измайлову и устроить ему скандал нельзя так эксплуатировать женщину...

- Захар Петрович, по-моему, не похож на эксплуататора, - сказала Вера. - Он мне нравится.

- Заставить вкалывать умеет. Правда, сам вкалывает... Но с другим прокурором, наверное, я бы уже работать не смогла... Между прочим, Кирилл заявил: если я на следующий год не перееду в Москву, то...

Гранская замолчала.

- Тогда что? - испуганно спросила Вера.

- Я задала ему тот же самый вопрос, - улыбнулась Инга Казимировна. Он ответил: "Ну что ж, будем встречаться у "Привала"... А ты куда в отпуск?

- В отпуск... - покачала головой Вера. - В Москву не хочется. Там летом суетно, а я отвыкла от беготни... На юг - скучно. Да и жару не люблю...

Издали послышалось тарахтенье моторчика. Самсонова откинула косу за плечи, несколько раз провела ладонями по лицу, от подбородка к ушам, словно хотела расправить морщины, которых, как заметила вдруг Гранская, у нее за последнее время прибавилось изрядно.

- Это Катенька, - сказала Вера.

Дочь Самсоновых вкатила во двор на небольшом сверкающем никелем мопеде. Она была в брюках, блестящей курточке, кроссовках и мотоциклетном шлеме. Заглушив мотор и небрежно облокотив мопед на подножку, Катя солидно подошла к беседке.

- Здравствуйте, тетя Инга, - поздоровалась она вежливо.

Но степенности и выдержки хватило не надолго. Девочка оседлала поднявшегося навстречу ей ньюфаундленда, и тот покорно доставил ее в беседку.

- А вы шикарно устроились, - заявила Катя, стараясь выглядеть совсем взрослой: ей было четырнадцать.

- И ты так же шикарно устроишься, если пойдешь и вымоешь руки, сказала мягко Вера.

С появлением дочери лицо ее просветлело.

- Ты не боишься за нее? - Гранская кивнула на мопед. - Зорянск, конечно, не Москва, однако акселерация и в Зорянске сказывается.

- Волнуюсь, естественно. Уедет на своем мопеде, а я все время прислушиваюсь, не вернулась ли... А Самсонов потакает. Привез японский мопед. Говорит, их поколение скоро все будет на колесах. Готовит Катю. Ждет не дождется, когда можно будет давать ей машину.

- И Катя водит?

- Не так, как отец, но неплохо. Самсоновская порода, с железками на "ты"...

Последнее Вера произнесла без осуждения, наоборот - с уважением.

- Да, - засмеялась вдруг Вера, - ты ведь тоже у нас водитель.

- Только кручу баранку. А с железками на "вы"...

Вернулась Катя. Теперь уже в платье. Воспитанная. "Твоя порода тоже", - хотела сказать подруге Инга Казимировна, но при дочери не решилась.

Мать поинтересовалась, как идут у них дела в "Белом Биме".

- Володя Измайлов принес из дома журавля. У него ампутировали лапу...