Прокурор - Страница 51

- И как же он ходит, стоит? - поинтересовалась Вера.

- Не хуже здорового. Володя со своим отцом ему протез сделали - ну как в ортопедической мастерской...

"Смотри-ка, - удивилась про себя Гранская, - у Захара Петровича еще и такие таланты..." О его увлеченности лесными скульптурами Гранская знала.

- Значит, ходит ваш журавль, - сказала Вера.

- Курлыка, - подсказала дочь.

- Ходит ваш Курлыка, стук-постук...

- Не волнуйтесь, все четко - снизу протеза кусок резины...

Рассказ о делах кружка Катя почему-то все время сводила на Володю Измайлова. Это не прошло незамеченным для Гранской. Да и для матери, видимо, тоже.

От Самсоновых Инга Казимировна ушла, когда стало темнеть.

* * *

- Привет славным представителям племени Обехеэсэс! - заглянул к старшему лейтенанту Коршунову сотрудник Госавтоинспекции Федосеенко.

- А-а, гаи, гаи, моя звезда! - весело ответил Юрий Александрович. Садись, есть дело.

Работников Госавтоинспекции в Зорянском горотделе внутренних дел с некоторых пор встречали этой переделанной строкой из старинного русского романса после одного концерта, данного в День советской милиции. По приглашению начальства приехали артисты из областной филармонии. И надо же было случиться, что певец картавил, а вернее, почти не выговаривал букву "р" и работал, видимо, под Вертинского. Когда он спел первый куплет, послышался смешок. Сидевший в первом ряду майор Никулин обернулся в зал и суровым взглядом прошелся по всем сидящим. А когда исполнитель романсов снова затянул "Гаи, гаи, моя звезда", удержаться от смеха уже никто не мог. Певцу хлопали больше всех выступающих. Он выходил на аплодисменты несколько раз, улыбаясь и не понимая, чем, собственно, развеселил аудиторию.

С тех пор и осталось.

- По делу, свет-батюшка Юрий Александрович, - сказал Федосеенко, усаживаясь. - Придется тебе просить начальство взять меня по совместительству в вашу команду. Читал я сегодня лекцию на второй автобазе в порядке профилактики... - Он замолчал, доставая пачку сигарет и не спеша закуривая.

Коршунов терпеливо ждал. Он знал: дальше пойдет серьезное. Ради того, чтобы переброситься несколькими шутками, инспектор не приехал бы.

- Ты же занимался делом Зубцова? Ну, который в "Жигулях" своих насмерть?..

- И сейчас занимаюсь, - кивнул Юрий Александрович.

- После моего выступления вопросы задавали. О разном. Уже потом, когда все разошлись, подошел ко мне один шофер... По-моему, тебе надо с ним встретиться.

- Фамилия? - спросил Коршунов, щелчком выдвигая стержень шариковой авторучки.

- Зеньковецкий...

...Он оказался высоким, белобрысым, с длинными прямыми волосами и светлыми ресницами.

Зеньковецкий только что вернулся из рейса. Юрий Александрович попросил у заведующего базой поговорить с шофером в его кабинете: больше подходящего помещения тут не было.

- Двадцать третьего нюня ночью, - рассказывал Зеньковецкий, возвращался я из Житного. Около двух часов ночи...

- В два ночи? - переспросил Коршунов. - Что так поздно?

- Правая передняя полуось полетела, - ответил Зеньковецкий. Провозился я с ней, окаянной. Хорошо, ребята в Житном свои в доску, помогли... Ночевать не остался, жену не предупредил...

- Не доверяет? - улыбнулся инспектор.

- Потом иди доказывай, что не верблюд, - засмеялся шофер.

Юрий Александрович любил разговоры в таком духе. Человек непринужденно расскажет о себе больше, чем в сухой протокольной беседе. А знать, кто перед тобой, - очень важно. Его привычки, состояние.

И если Зеньковецкий называл время, верить его показаниям можно было вполне: опаздывал к жене, тут уж невольно будешь поглядывать на часы...

- Подъезжаю я, значит, к железнодорожному переезду у Желудева. Шлагбаум. Черт, думаю, мало я проторчал в Житном. Закрывают переезд, бывает, минут за двадцать. Там в будочке такая толстуха. Кричу ей: пропусти, мол, успею... Куда там, бесполезно...

- Инструкция у них. Строго, - машинально произнес Юрий Александрович, сделав отметку в памяти: узнать, какой поезд около двух следует возле Желудева. Это даст точное время событий...

- Железная дорога, - согласно кивнул шофер и продолжил: - Я приемник слушаю. "Маяк". Для строителей БАМа концерт... Вдруг вижу, с противоположной стороны "Жигуленок" подъехал. Приглядываюсь зубцовский...

- Что, приметный? - закинул удочку Коршунов.

- Еще бы, белый верх, голубой низ. Причуда у Зубцова была. Да и номер знаю: 48-48, легко запоминается.

- А вообще давно с Зубцовым знакомы?

- Да порядком.

- Близко?

- Вот это не скажу. Чинил он мне телевизор, магнитофон. Ну а если у него с машиной что - он ко мне. Правда, в основном профилактика или что подрегулировать. "Жигули" - машина! Это "Москвич" - как баба, не знаешь, когда что выкинет...

- Это точно, - подтвердил Коршунов, зная, как хотел перейти на "Жигули" Федосеенко. У него был служебный "Москвич".

- Смотрю я, значит, и глазам своим не верю: за рулем не Зубцов. Другой кто-то за рулем. А сам Зубцов рядом.

- И что в этом особенного?

- Выпивши?.. Зубцов?

- Так уж и видно в темноте! Может, спал...

- Я тоже сначала подумал. А когда через день услышал, что он разбился под этим делом... - шофер щелкнул себе по воротнику.

- Ну, выпил, с кем не бывает?

- Это Зубцов-то? - протянул Зеньковецкий. - Честное слово, я так и не поверил. Поэтому сегодня и спрашивал специально Федосеенко... Я-то знаю. Не скажу, что сам святой, все мы человеки, - улыбнулся шофер. - Как-то Зубцов мне телик здорово поправил. У меня на дому. Жена, естественно, закусон спроворила. Как у людей водится. А как же иначе? Я по этому случаю коньяк открыл. А Зубцов - ни-ни! То есть категорически ни грамма... И еще заметьте, товарищ старший лейтенант, никогда и никому он не доверял руль своего "Жигуленка".