Еще в самом начале Захару Петровичу показалось, что при встрече с ним Межерицкие смутились. Чувствовалась какая-то скованность. Борис Матвеевич нет-нет да и поглядывал на Измайлова, словно хотел что-то спросить или сказать. Но не решался.
И все-таки не выдержал:
- Слушай, Захар, твой вид мне не нравится...
Измайлов мучительно думал: открыться или нет? А рассказать обо всем очень хотелось. Слишком долго он терзался наедине со своими мыслями и сомнениями. В душе накопилось столько, что он был уже не в силах сдерживаться.
- Хотите сенсацию? - сказал он с нервной веселостью. - У меня, оказывается, есть взрослая дочь и внук.
Сказал, и что-то перехватило в горле.
- Я это знаю, - сказал Межерицкий.
- Как? - воскликнул пораженный Измайлов. - Почему молчал?
- Вчера узнал.
- От кого?
Борис Матвеевич кивнул назад, на жену, Захар Петрович обернулся к Лиле.
- А что? - пожала она плечами. - Я знала это с самого начала. Когда Марина забеременела, тут же прибежала ко мне.
- И ты скрывала все эти годы? - все еще не мог поверить Захар Петрович. Он даже не предполагал в Лиле такой стойкости: обычно она ничего не могла утаить, готова была делиться с миром всем, что знала.
- Когда Марина уезжала в Москву, взяла с меня слово молчать, объяснила Межерицкая. - Но не в этом дело. Меня, честно говоря, подмывало написать тебе. А потом подумала: зачем? Раз она тут же вышла замуж за другого.
- Ну а когда я приехал в Зорянск? - допытывался Измайлов. - Могла ведь сказать?
- Тем более не следовало говорить. Зачем тебя травмировать? Ты еще должен благодарить меня...
- Спасибо, - горько усмехнулся Захар Петрович.
- Зря кривишься, - назидательно произнесла Лиля. - Жил спокойно...
- Нет! Как ты могла скрывать такое?! - вырвалось у Захара Петровича.
Лиля промолчала.
- У тебя, говорят, из-за Маринки неприятности? - напрямик спросил Межерицкий.
- Кто говорит? - мрачно отозвался Измайлов.
- Господи! Да весь город! - ответила Лиля. - Галина, и та вчера приходила ко мне душу отвести. Понимаешь, позвонили ей... какие-то незнакомые люди... Я уж разубеждала ее, успокаивала...
Эта новость поразила Захара Петровича: значит, жена уже знает! У него сжалось сердце.
- Что Маринке надо? - снова задала вопрос Межерицкая. - Почему вдруг все это выплыло?
И Измайлов рассказал о том, с чего начались для него черные дни, которые продолжаются и поныне. Не скрыл, что все это может отразиться на его служебном положении.
- Ну и дрянь же она! - возмутилась Лиля. - Симпатичная была девка, но дрянь! Ребенок от одного, замуж выскочила за другого. И тебя обманула, и его...
- Зачем ты так, - поморщился Захар Петрович. - Обстоятельства...
- Ерунда! Не вздумай, кстати, клевать на эту удочку, - строго предупредила Лиля. - Повесит тебе на шею дочь, внука...
Борис Матвеевич, молчавший долгое время, вдруг рявкнул:
- Замолчи ты, наконец!
- А почему это я должна молчать? - опешила Лиля.
- Говоришь так, словно речь о каких-то щенках! Это ведь люди! Понимаешь, живые люди! - Он со злостью ударил рукой по баранке. - Ей-богу, лучше помолчи. Ты, Захар, как надумал поступить?
- А ты, Боря, что стал бы делать на моем месте? - вопросом на вопрос ответил Измайлов.
- Дочь есть дочь, - убежденно произнес тот.
- Вот именно! - произнес Измайлов. - Она не виновата! - Он повернулся к Лиле. - Я должен с ней встретиться и сказать правду.
- Ну и глупо! А о Галине ты подумал? - возразила Лиля. - Легко вы, мужчины, относитесь к семье.
...Самым тяжелым для Измайлова были последние ступеньки перед своей дверью. Он решил рассказать Галине все.
Ключ долго не попадал в замочную скважину. В квартиру Захар Петрович вошел с бешено колотившимся сердцем. Были приготовлены первые слова объяснения. Но его встретила тишина. Мертвая тишина. Все окна почему-то были наглухо закрыты.
Тягостное предчувствие холодом обдало душу.
На столе в большой комнате белел лист бумаги.
Измайлов взял его в руки. Галиным почерком было написано всего одно слово: "Прощай". Тут же лежала фотография Марины с маленькой Альбиной на коленях.
И, как последняя капля, как точка, которая отбивала конец чему-то, на столе лежало обручальное кольцо Галины...
* * *
После работы Гранская зашла на рынок за зеленью и овощами. Обещала прийти Вера Самсонова. По холостяцкой привычке Инга Казимировна не баловала себя разносолами, но для подруги решила приготовить что-нибудь вкусное.
Вера пришла в длинном свободном платье из бледно-зеленого японского шелка. Женственная, воздушная. Особую прелесть придавала ей россыпь родинок на шее. Глеб Артемьевич как-то сказал, что эти самые родинки и свели его когда-то с ума.
Самсонова сидела на кухне, пока Инга Казимировна священнодействовала над гуляшом по-венгерски, готовить который научил ее Кирилл.
- Не понимаю я тебя, - сказала Инга Казимировна. - Отпуск, а ты торчишь в Зорянске. Съездила бы куда, встряхнулась...
- Поеду, поеду. И может быть, навсегда, - вздохнула Самсонова.
- Что-что? - не поняла Гранская.
- Ничего, - тихо ответила подруга. - Я так... Понимаешь, Ингуша, год какой-то тяжелый. Ничего не получается. Даже статью, которую заказали в журнале, не могу осилить.
- Спокойное солнце, - сказала Инга Казимировна.
- В каком смысле?
- Ученые считают, что на нашу психику влияет активность вечного светила... Эйнштейн, например, свои знаменитые работы написал в те годы, когда на Солнце были всплески. В это время хорошо творили писатели, композиторы. Берлиоз, Россини, Паганини... А солнечная активность повторяется через одиннадцать лет.