- Тогда подожду, - улыбнулась Вера. - Может, действительно озарит. А пока остается наслаждаться творениями других. Знаешь, я открыла для себя Бальмонта... - Она достала из сумки томик. - Из Москвы друзья прислали...
- Бальмонт... Это тот символист?..
- Ингуша, ну зачем обязательно клеить ярлыки? - как от боли, поморщилась подруга. - Просто прекрасный поэт.
И она, раскрыв книжку, прочла:
- О, люди, я вслушался в сердце свое
И знаю, что ваше - несчастье...
Увидев, что эти строки не произвели на подругу впечатления, она перелистала томик.
- А вот послушай еще:
Я хочу порвать лазурь
Успокоенных мечтаний.
Я хочу горящих зданий,
Я хочу кричащих бурь!
- Слишком много "я", - заметила Инга Казимировна.
- Ладно, - вздохнула Самсонова, пряча книгу в сумку. - У каждого свой вкус... А, между прочим, Бальмонт в свое время был кумир, почище, чем теперь Евтушенко или Вознесенский. Правда, с закидонами.
- Обыкновенный псих.
- Вовсе нет! - возразила Вера. - От поэтического и душевного экстаза...
- Я же говорю, юродивый.
- Бальмонт был образованнейший человек. Читал на всех европейских и древних языках...
- Вернемся к прозе жизни, - сказала Инга Казимировна, ставя приборы на стол. - Лично я голодна, как волк.
- Знаешь, хорошо приготовить - тоже поэзия... Ну и пахнет! Божественно!
Однако к еде она едва притронулась. И чем больше Гранская приглядывалась к приятельнице, тем сильнее замечала в ней какую-то перемену. Синева под глазами, которую не могла скрыть косметика, замедленность, нерешительность в движениях, печальный взгляд.
- Ты плохо ешь, голубушка, - сказала Инга Казимировна. - Я понимаю, другое дело у тебя в саду, на свежем воздухе...
- А мне там нечем дышать, - с каким-то тихим отчаянием призналась Самсонова.
И Гранская поняла, что подруга пришла к ней не для того, чтобы болтать о поэзии... Что-то тяжелое было у нее на душе.
- Я в последнее время часто вспоминаю один случай. Мне отец рассказывал. Он ведь в сорок первом воевал в ополчении под Москвой... Как-то был жестокий бой, погибла масса народу. Отца тоже ранило. Но легко. Ползет он под пулями. Слышит стон. Видит, в снегу, в луже крови, девчонка. Совсем молоденькая, школьница еще. С санитарной сумкой. Отец наклонился к ней, говорит, держись, мол, сейчас я тебя перевяжу и дотащу до наших. Она смотрит на него и головой качает. Отец ей: чего тебе? Попить? И подставляет к губам фляжку. А девочка шепчет: "Поцелуйте меня... Меня еще ни разу никто не целовал..."
Самсонова замолчала.
- Умерла? - спросила Инга Казимировна.
- Отец не знает. Вытащил он ее с поля боя. Отправили в тыл, в госпиталь... И вот я думаю: а была ли у меня в жизни любовь?
- Вот те на! - изумилась Инга Казимировна. - Прожила с мужем полтора десятка лет...
- Ну и что? - перебила ее Вера.
- Да и Глеб...
- Не то, не то ты говоришь, - поморщилась Самсонова. - Не помню, почему и как я вышла за него. Что-то показалось... А на самом деле... она вяло махнула рукой.
- Просто ты вбила себе в голову! - решительно сказала Гранская. Пройдет. Я читала, в семейной жизни бывают кризисы. Первый раз - после женитьбы. Все мы ждем чего-то необыкновенного и разочаровываемся... Второй кризис - когда подрастают дети. Это очень опасный момент. Действительно, Катька твоя почти невеста...
- Катя ни при чем... - Самсонова сцепила свои длинные пальцы. Она сидела некоторое время, потом с болью и отчаянием сказала: - Жить не хочется.
Инга Казимировна испугалась.
- Не говори глупостей! Что ты решила?
- Не знаю, Инга, не знаю. Ничего не знаю. - Вера безвольно опустила руки на стол. - Весь ужас в том, что и хочу уйти от Глеба и не могу... Ты что на меня так смотришь?
- Переживаю за тебя.
- А мне показалось, боишься.
- И боюсь.
- Не надо, - серьезно сказала Вера. - Я не люблю, когда меня жалеют.
У Гранской немного отлегло. Она достала припрятанную пачку сигарет. Но Вера решительно отобрала у нее курево.
- Бросила, так крепись, - сказала она. - Тоже мне, следователь...
- Вот такая ты мне нравишься, - нервно засмеялась Инга Казимировна. Так в чем же дело? Какая муха тебя укусила?
- Все очень сложно...
- Или очень просто... Я дам тебе почитать одну статью в психологическом журнале. Это, по-моему, то, что тебе надо знать. А зная болезнь, можно считать, что уже наполовину вылечилась...
- Интересно, - с иронией протянула Самсонова. - Что же в этой статье?
- Как раз твой случай. Понимаешь, при длительной несовместимости двух супругов возникают разные расстройства - депрессия, раздражительность. Дальше - хуже. Неврастения, ипохондрия, психопатия... Махните-ка вы на юг. Будь с ним понежней, дурачься...
- Ну-ну, - продолжала иронизировать Вера. - Интересно...
- Еще один вопрос, - увлекшись, продолжала Гранская. - Не замечала, Глеб в последнее время не прикладывался к рюмке?
- Да, в общем, не прочь, - неопределенно ответила Самсонова.
- Типичный случай! - воскликнула Гранская. - У мужчин добавляется склонность к алкоголю. Так сказать, компенсация и...
- Эх, Ингуша, - остановила ее жестом подруга. - Ты ничего не поняла... Один писатель сказал замечательные слова о человеческом общении. Он так и считает, что человеческое общение - это роскошь!.. Взять хотя бы тебя и Кирилла...
Но она не договорила. Хлопнула входная дверь, которую Гранская по привычке не закрывала днем на запор. В прихожей раздались чьи-то уверенные шаги и стук поставленного на пол чемодана.
На пороге кухни возник сын. Загорелый до черноты, в выцветшей рубашке.
- Юрочка! - Инга Казимировна бросилась к нему. Юра смущенно поцеловал мать и поздоровался с гостьей.